Этот убийственный вопрос ввергает в трепет любого китайца, даже удаленного на тысячи километров от Родины. Что можно ответить на этот вопрос, кроме принесения извинений спрашивающему, а также публичному покаянию местной ячейке КПК с подробным изложением произошедшего и полнейшим уверением в собственной лояльности партии? Из заглавного вопроса, безусловно, возникает следующий вопрос: вы опровергаете мудрость нашего вождя Си Цзиньпина? И опять отрицательный ответ, уверение в лояльности, на этот раз к вождю, а также покаяние в собственной неправоте, на всякий случай. Эти вопросы и ответы не важны нам, не имеющим никакого отношения к Китаю и КПК, но важны для понимания истории СССР и того будущего, которое мы хотим построить. Понимание лояльности крайне важно в свете ментальности русского народа, его исторической преемственности и мировоззрения. Действительно, все ли действия власти и президента вызывают в народе одобрение? А, если вызывают сомнения, то насколько эти сомнения велики, и насколько они опасны для государственной устойчивости или они опасны только для власти, которая вмиг стала образом сезонной кожи? Имеет ли народ право сомневаться в действиях власти (партии), не ведет ли подобное действие к разрушению, вначале самого способа управления, а затем к ослаблению государственности, к нарастанию хаоса?
Самой власти, чтобы представлять собой крепкий монолит, в котором народ видит собственную опору и защиту, нужно соответствовать чаяниям народа, его желаниям и устремлениям, в противном случае власть обособляется от народа и начинает жить в придуманном для себя мире, ничего не имеющем общего с реальностью, ведь реальность – это жизнь народа, а не элиты. Но всегда ли нужно соответствовать ожиданиям народа, может быть, иногда нужно идти на шаг впереди? Однако, как только власть вырывается вперед, а она просто обязана вырываться вперед относительно усредненных ожиданий народа, то народ перестает понимать свою власть и перестает одобрять ее действия, в особенности, если эти действия приносят определенные тяготы народу. Естественно, возникает скрытый протест, саботирующий исполнение указаний власти, вначале неосознанный, а дальше все больше и больше напоминающий революцию низов. Ответной реакцией власть будет подавлять этот протест, принуждая к исполнению тех указаний, которые были приняты элитой для управления обществом ли, экономикой ли, политикой или даже войной. Самый сильный инструмент власти – это принуждение, он сильнее любых других инструментов осуществления своих полномочий. Никакая иная мотивация, кроме принуждения, не действует так сильно, соединяясь всегда с сопутствующим страхом потерь чего-либо. Но и принуждение бывает бессмысленно тогда, когда власть перестает совершать поступки, нацеленные в будущее, когда образ будущего уже не формируется внутри правящей элиты, а на повестку дня выходит забота исключительно о настоящем. Тогда вопрос лояльности к власти и президенту начинает звучать издевательски или со значительным подтекстом.
Еще гремели пушки Гражданской войны, а в Кремле задумались о НЭПе, еще войска теряли миллионы убитых на полях сражений Второй мировой войны, а в Кремле составлялся план послевоенной Европы, еще ходили веселые первомайские демонстрации по Красной площади с лозунгом единства народа и партии, а в Кремле уже думали о новой России без СССР. О какой России сегодня думают в Кремле, когда Государственная Дума утверждает бессменных помощников бессменного президента? Какой образ будущего уже довлеет над Кремлем, ведь если никакого образа будущего нет, то о какой лояльности к партии можно говорить? Чем дальше Россия существует без образа будущего, который неизвестен никому, либо о нем боятся говорить в слух, тем все большее количество людей будет сомневаться в действиях власти, сокращая электоральную и не только, базу легитимности Кремля. Следовательно, репрессивный аппарат будет только расти и множиться, а его действия будут все больше довлеть над действиями власти, вынуждая власть подчиняться интересам аппарата принуждения. Так было во времена Сталина, когда советская наука существовала в «шарашках» — тюрьмах для ученых, а военачальники ломались людьми без чести и без совести. Достаточно сказать, что колхозная система построена на принуждении, а ядерная программа создавалась Л.П.Берией – народным комиссаром НКВД. Неужели иных механизмов выполнения поставленных задач не было, кроме принуждения и страха?
Мы не случайно остановились на опыте Китая, полностью заимствованного из опыта СССР и роли КПСС в жизни государства. Почему при социализме нужно создавать силу, принуждающую людей к созидательному труду, а при капитализме такое принуждение не нужно – появляются иные механизмы, мотивирующие людей? Потому, что многие социальные блага при социализме бесплатны для людей, но деньги на эти блага берутся из бюджета, который создается трудом всех, следовательно, чем лучше будет труд всех, тем больше будет бюджет и тем больше будут социальные блага для населения. Зажиточное общество невозможно без упорного труда, а упорный труд возможен только по принуждению или при финансовой мотивации, иные методы здесь рассматривать не будем, так как они касаются творческого подхода к своей работе и не всем доступны. В силу своего принуждения социализм добивается результата быстрее, чем капитализм, но зажиточность меняет общество, рост культурных запросов позволяет людям взглянуть на свой мир иначе, начать сравнивать и анализировать, в особенности же в русской среде, где общее всегда ценилось выше частного. Однако при отсутствии образа будущего, к которому нужно принуждать людей, социализм начинает деградировать, лежащая в его основе уравниловка перестает устраивать людей и все возрастающее неравенство начинает быть привлекательным, так как несет внутри себя обладание теми преимуществами, которых лишены другие люди. Но нарастающее неравенство формирует правящую элиту, которая по своим доходам превышает любые возможности простых людей и в обществе начинает формироваться недовольство и даже ропот. Создающийся волновой процесс свойственен только для тех стран, где частная собственность была в основном у землевладельцев, феодалов. Запад лишен такого волнового процесса, там социальные недовольства от роста неравенства перетекают в формулу смены правительства, правящей партии или создания общественных движений, то есть, в рамках той модели, которая уже существует. В социализме неизбежно создание новой модели.
Это тот путь, через который прошла Россия и обязательно пройдет Китай, так как метод сохранения КПК есть только один – репрессии, что уже происходит в глобальном масштабе. Но в России не социализм, а социальные процессы происходят точно такие же, как в 80-х годах прошлого века, когда начатая перестройка сломала основу жизни государства и подорвала саму власть. Сегодня Кремлю не нужно задавать вопрос о лояльности, нужно создавать образ будущего и приступить к его реализации. Каким должен быть этот образ будущего? Вернуться к Самодержавию в России сегодня невозможно – нет базы, не материальной, а духовной, ведь Самодержавие, это прежде всего, власть православной традиции, которая полностью утрачена в русском народе. Делать нечто декоративное бессмысленно, так как период жизни декоративной надстройки в России крайне мал. Следовательно, нужно реализовывать то будущее, которое может дать быстрые плоды – то есть, социализм. Но у него слишком много врагов, как внутри, так и снаружи, следовательно, власть, собирающаяся заняться реваншизмом, вынуждена будет обратиться к репрессиям, что неизбежно. Можно ничего нет предпринимать, лежа на печи, но этот путь тупиковый и сегодня, когда в мире начинают формироваться образы будущего, где нет России, крайне опасный. Время эволюций прошло и действовать придется жестко, без оглядки, тем более, что и оглядываться уже не на кого: в США Байден, в Германии уходящая Меркель, во Франции подготовка к выборам, а в Великобритании недееспособная монархия Виндзоров. Но на Востоке мощный Китай, который уже играет мускулами и его время может прийти в любое мгновение. России больше нельзя сидеть на нескольких стульях и нужно встраиваться, либо в систему европейского либерализма окончательно и бесповоротно, распрощавшись с Китаем, либо распрощаться с Европой и принять социалистическое братство Китая с руководящей ролью КПК. Можно выбрать третий путь, но он очень трудный и вряд ли по силам нынешней элите.
Сегодня нельзя быть одновременно капиталистическим и социальным государством, пандемия спутала все карты и еще не известно, каким будет выход в нормальную жизнь. На месте правящих европейских, и не только, элит, нужно сильно опасаться выходить из карантина, так как многое нужно изменять, а народ в массе своей всегда консервативен, как и элита. Следовательно, столкновения неизбежны. Пока раздаются вертолетные деньги, власть контролирует общество, но завтра эти механизмы перестанут сдерживать общество от разочарования с последующей ненавистью и власть снова применит метод подавления, как наиболее простой способ принуждения к миру. Китай уже действует этим методом, упреждая период полураспада КПК, прекрасно помня урок СССР. К сожалению, в России возврат к социализму в простых формах уже невозможен и никакого простого переходного периода не наблюдается, но и продолжать жить в условиях экономического, политического и социального застоя так же невозможно, нужно обязательно создавать образ будущего, нельзя эксплуатировать европейскую модель 90-х годов прошлого века в России, тем более, что она абсолютно не походит нашим северным территориям. Итак, никто не сомневается в действиях российских властей – их просто нет. Кабы бы были, то и можно было сомневаться или нет, а так – недоумение, переходящее в социальный нигилизм. Именно поэтому главной оппозиционной силой оказался Навальный, а не интеллектуал Изборского клуба, но Навальный – это прошлое, а не будущее. Приходится с сожалением признать – образа будущего у России сегодня нет. Как бы мы не пытались скомпоновать прошлое с нынешним. Или есть, но его боятся.
