Максимализм власти, это не диктатура, это постоянное давление на подчиненных, это создание во власти движения только вниз, но никак не вверх, это полное отсутствие обратной связи, это желание контролировать даже мысли, не то, что поступки, это этика корпорации, которую обязаны соблюдать все. Только те, кто поставил себе цель вырваться на просторы российской власти и стать членом правящей элиты, уживаются в этой корпорации, так как с самого начала в точности копируют свое начальство, которое, в свою очередь. копирует свое начальство, и так далее, до самого верха. У власти нет лица, кроме президента, все остальные живут в его тени. Представители правящей элиты могут быть вполне приятными людьми в частном общении, но стоит только одеть униформу утром, как эти люди немедленно преображаются, становясь в плотные ряды тех, чья жизнь полностью принадлежит корпорации власти. Если хотите, то корпорация власти может быть уподоблена секте, но не тоталитарной, как при диктатуре, а либеральной, допускающей разное прочтение корпоративной этики, но в рамках преданности корпорации власти.
При этом сама корпорация власти не может жить, по крайней мере, в России, без того максимализма, который присущ тем, кто никогда ранее не вращался во власти, не был близок с сильными и влиятельными людьми, а его родители не занимали ответственные посты в министерствах или в ЦК КПСС. Эти новые люди, получившие власть и влияние в 90-е годы, до сих пор не могут избавиться от того максимализма, который был присущ на начальной стадии формирования новых отношений внутри созданной на обломках ЦК КПСС корпорации власти. Этот максимализм давно стал проклятием власти, но мыслить и действовать иначе элита уже не может, ибо ее представителям стоило больших трудов на начальном этапе создания собственной власти преодолеть косность старых кадров, для этого даже потребовалась вторая фаза революции в 1993 году. Такое не забывается, именно поэтому 20 лет стабильности В.В.Путина происходят в условиях непрекращающегося максимализма власти, которое проявляется в принятии мер, ухудшающих положение граждан страны, но улучшающих отношение с мировыми элитами, увеличивающих состояние российских олигархов, входящих в корпорацию власти. Можно четко сказать, что возврат назад, в иное положение для нынешней элиты невозможен.
Мы, народ России и корпорация власти, живем в разных измерениях: одни в нищете, другие в делении денег, когда кроме распределения денег ничего нет, ведь нынешняя табель о рангах российской власти создана на степени приближенности к деньгам. И ничего иного не стоит искать. Те, кто распределяют деньги на самом верху определяют среднюю температуру по всей стране. Вначале идут главы корпораций, особо приближенных к президенту России, затем губернаторы, особняком стоит Минфин и ЦБ РФ, как структуры, подчиняющиеся МВФ. Кремль вынужден считаться с ограничениями, налагаемыми МВФ, именно поэтому М.Мишустин ввел создание фонда правительства, чтобы поднять не только свою значимость в распределении денег, но и создать механизм, неподконтрольный МВФ с Минфином России и ЦБ РФ. В рамках деления денег бюджета, ФНБ и фонда правительства никакого максимализма власти нет – здесь прослеживается вертикальная иерархия распределения. В рамках распределения функций, приближенных В.В.Путина и всего крупного бизнеса, также нет максимализма власти, так как в этом горизонтальном управлении, хотя и создаются кланы собственного влияния, внешне сама структура элиты представляет собой прочное здание президента.
Максимализм власти проявляется только в отношении народа, мы для власти «бармалеи», не могущие прокормить сами себя, поэтому необходимо нести социальную нагрузку правительству России и бюджету, поэтому президент вынужден постоянно обещать все новые и новые послабления, всякий раз не исполняя их, а также ограничивать снобизм своей корпорации власти, чтобы сохранить баланс элита – народ. Любой вызов власти немедленно гасится силовыми методами, но только в той фазе, когда этот вызов начинает угрожать лично президенту и элите. Сколько лет Навальный снимал свои ролики о недвижимости чиновников и унижал ЕР слоганом? Но стоило ему добраться до дворца в Геленджике – переступить за красную черту, как немедленно включилась машина подавления. Это не диктатура одного человека, не тоталитаризм ближайшего окружения президента, а всего лишь максимализм либеральной власти, который внешне не проявляет активности до известного только власти предела. Если играешь по правилам, то власть тебя не трогает, позволяя критиковать, но переходить за черту не позволено никому, даже членам корпорации власти.
Так было с Березовским, Ходорковским, Гусинским и Улюкаевым. Это были люди из самого верхнего этажа элиты, но не смогли устоять перед искушением власти и своей способности влиять на Кремль. При этом можно точно констатировать, что никакого тоталитаризма власти в России нет, иначе было бы противодействие этому тоталитаризму. С 2011 года – времени расцвета Навального, никто не занял место оппозиции рядом. Где сегодня ДПНИ, Русские марши, «белоленточное движение», митинги 31 числа в защиту 31 статьи Конституции? Они исчезли, но не потому, что их задавила власть, а потому, что в стране нет запроса на оппозицию, впрочем, никогда и не было. Что было перед переворотом 1991 года? Перестройка, гласность, Коротич и «Огонек», отмена 6 статьи Конституции СССР. Разве этого было достаточно для полумиллионных демонстраций в Москве? Нет, само время определяло нежелание народа жить в условиях коммунистической утопии и пропаганды, но, кстати, не разрушения структуры СССР. Состав страны всех устраивал, можно было просто перекрасить фасад здания, добавив красок частного предпринимательства, и этого было бы достаточно.
Разве не этим путем пошли в Китае? Успех очевиден. Здесь важнее внешние факторы – сильный Китай Западу нужен, а сильная Россия нет, поэтому в 90-е правили страной не элиты Кремля, а бизнес, соединенный с Западом, ибо собственных денег едва хватало на социальную поддержку населения, чтобы предотвратить бунт. Однако все изменилось с переформатированием элит в перелом эпох 2000-го года, как в России, так и в США. В это время Россия вполне могла стать диктатурой одного человека («мочить в сортире», «пришлем доктора», «шерсти мало, а визгу много» и т.д.), ведь к власти пришли члены клана КГБ, составлявшего наследие ВЧК – НКВД – МГБ. Почему, вдруг, методы изменились и КГБ – ФСБ обрела вид либерального органа, да еще тяготеющего к восстановлению преемственности с Российской Империей, хотя само существование этой всеобъемлющей структуры заключалось в подавлении контрреволюции во все время существования СССР? Снова виноват Запад или желание распределять деньги перевесило диктатуру принуждения?
И деньги, и Запад, который не хотел возрождения России, и желание быть вовлеченными в западные процессы, где приветствуется все, что соответствует Западу, и отвергается то, что ему не подходит. Российская либеральная демократия не могла строиться иначе, как по лекалам Запада, как и капитализм (рыночные отношения), следовательно, опора новой власти должна была измениться, ФСБ стала структурой либерализма, но с функцией контроля за распределением денег. Прошлое российской элиты практически полностью связано с КГБ, следовательно, методы чекистской работы представители элиты применяют в своей гражданской деятельности, отсюда такой развитый максимализм, но не диктатура, неугодная Западу. Вполне возможно, что управлять Россией в рамках диктатуры одного человека было бы много проще и удобнее для корпорации власти, но повторения Сталина Запад опасается, как и возрождения Самодержавия в России.
Запад всегда понимал русское Самодержавие, как диктатуру наследственной власти, не приемлющей никакого вмешательства, ультиматумов, а главное, подавления своего суверенитета, исходящего не от народа, как записано в Конституции Ельцина, а от Царя. Суверенитет народ – это утопия, так как народ не может быть источником власти, но Царь – совсем другое дело, он и суверен, и источник власти. Кто сегодня в России источник власти? Президент и его подчиненный парламент. А кто источник суверенитета? Корпорация власти. Народ на выборах наделяет эти два источника власти и суверенитета легитимностью, чтобы соблюсти условие существования республики, а дальше, между выборами, наш народ – это новая нефть, то есть, источник существования государства, не более.
В то же время, отсутствие диктатуры в России, даже в условиях максимализма власти силовых структур и выходцев из этих структур в элите более благо, чем беда. Конечно, порядка меньше, русофобии больше, коррупция процветает, народ нищенствует. Однако такое положение в России, как сегодня, проявляется во многих странах мира, где диктата республиканской власти еще больше, а свобод меньше. Из-за бюрократии, за которой прячется власть капитала, всегда стремящаяся к диктатуре капитала, к своему монополизму в экономике и в политике, из-за общественных отношений, где свобода одного подавляет свободу другого (иначе, откуда бы взялось движение BLM?), из-за постоянного появления новых условий диктатуры меньшинства над большинством (толерантность, мультикультурализм и т.д.).
Теперь честно спросим сами себя: что мы хотим от власти? Чтобы она была жесткой? Это диктатура. Чтобы она была мягкой? Это либерализм с делением на анархию элиты и нищету народа. Какой бы мы хотели видеть власть? Справедливой? Это русское Самодержавие. Народной? Это социализм народовластия и национализации земли, недр, вод и лесов. Независимой от Запада? Это социализм Сталина. Имеющей главную цель – процветание страны и народа? Это инклюзивный капитализм государственного планирования и регулирования. Видите, сколько форм власти может быть? Нужно выбрать одну и строго ей следовать. С максимализмом или без, неважно.
