С.Караганов «Будущее большого треугольника»:
Будучи в значительной мере культурно европейской, политически и социально Россия – во многом азиатская держава. Без сверхцентрализации и сильной авторитарной власти и без Сибири с её бездонными богатствами страна не стала бы тем, что она есть и что определяет её генетический код великой державы. С Китаем, при всём гигантском различии культур, её объединяет и многое в общей истории. До XV века они были завоёванными частями самой большой в истории империи Чингисхана. Только Китай ассимилировал монголов, а Россия их всё-таки выбила. Во время уходящего пятисотлетнего лидерства Европы – Запада, «азиатчина» считалась признаком отсталости. Но теперь, похоже, становится конкурентным преимуществом. И с точки зрения способности к концентрации ресурсов для жёсткой конкуренции, и для борьбы с новыми вызовами. Да и технологически Азия резко устремилась вперёд.
Абстрагируясь от либерализма доктора исторических наук, политолога С.А.Караганова, сама постановка вопроса об «азиатчине» России весьма интересна, ибо создает новые смыслы в сегодняшнем дне, а именно, что важнее для России – Запад с его ценностями либерализма или Восток, с его весьма возможной, традиционной деспотией? Живя в образе европейской культуры эпохи Ренессанса, Россия, тем не менее, наследует Византийской империи, создавая собственную империю, как во времена дореволюционной России, так и во времена социалистической России – СССР, для которой характерна не только монархия, но и властная деспотия, позволяющая удерживать большую территорию разнообразных этносов. Такое положение России требовало от русского народа, с одной стороны быть большим братом с большой терпимостью к выходкам «младших братьев», заодно помогая им экономически и культурно выбираться из средневековья социальных отношений, с другой стороны, практически в одиночку защищать и Державу, и всю нацию, включающую в себя огромное разнообразие. Эта ноша фактически Срединной империи была крайне неудобоносимой, но выбора как не было, так и нет – приходиться справляться с внутренней и с внешней нагрузкой на державный русский народ.
Это положение между Востоком и Западом, когда берется немного от европейской культуры республиканского либерализма и немного от восточной деспотии, весьма неустойчиво, и только самодержавная власть могла сохранять равновесие, опираясь на сословное деление общества, где в наследственное сословие были внедрены дворяне всех этносов, никогда ранее не имевшие такого превосходства над служилым и крестьянским сословием, созданным усилиями российских монархов. Престав быть кочевниками, получив в надел земли и финансирование, власть стала мало-помалу втягивать Россию в Европу, отдаляя от Востока. Не желая быть отсталой в экономическом и технологическом плане, Россия была вынуждена включать элементы республики в свое государственное и общественное устройство, но эти элементы создавали дуалистичное положение наследственного дворянства, бывшего единственной опорой самодержавного строя, так как царская наследственность была невозможна без наследственности дворянского сословия. Нанеся удар по дворянскому сословию первой, Февральской революцией, вторая, Октябрьская, что естественно, пошла еще дальше, полностью уничтожив сословное деление России – неизбежное для республики действие. Россия, лишившись Самодержавия, стала полностью европейской Державой, но это положение европейской республики, тем не менее, не создало элементы устойчивости государственного устройства и символа власти.
Деспотия И.В.Сталина, необходимая в борьбе против «видных ленинцев» и наследия мировой революции в умах (троцкизма), а также необходимости скорейшей индустриализации перед войной и послевоенного восстановления, создала первый образ Востока, соединенного технологически с Европой и с США, без следования либерализму частнособственнической республики. Наследники, приняв СССР, до сего дня, уже в виде РФ, полностью отказались от восточной ментальности и заменили деспотию на либерализм правящей элиты, которая, тем не менее, не стала наследственной, хотя (возможно) хотела бы создать защитный механизм наследования собственного положения в элите. Однако сменяемость, как прерогатива республиканского строя, не позволяет сделать достоянием элиты наследственную передачу власти и собственности, отсюда стремление продлить собственное существование, уговаривая Главковерха, как можно дольше. На поверку, российская республиканская действительность никогда не избавлялась от «азиатчины» в управлении страной и обществом. Деспотия единовластия никогда не уходила из российской действительности, предполагая ее логическое развитие в восстановлении Самодержавного строя, как наиболее яркого проявления Востока, так как содержать огромную русскую Державу без элементов деспотии невозможно, ибо на местах постоянно образовываются собственные княжества, стремящиеся исполнять собственную волю, игнорируя большую семью народностей и интересы всего государства. Именно поэтому на фоне резко ухудшающегося экономического и вслед за ним политического положения правящей элиты России были приняты поправки, отменяющие целый ряд советских и раннедевяностых положений, ставящих нашу страну в ряд европейских держав.
Однако европейскому республиканскому либерализму наша страна так и не научилась, по той простой причине, что наша огромность не позволяет безбедно существовать республике, но необходимо развивать институты принуждения, в основном внутри, как центральной, так и всех региональных элит, по той простой причине, что руководящая вседозволенность и стремление закрепить свой статус местного деспота – удельного князя, развивает в системе власти принцип восточной деспотии и монархического самодержавия, настолько сильно укорененного в народе, что даже лихоимство чиновников и их стремление к наследованию народного достояния создает детерминированную среду Самодержавия, но, скорее всего, основанную не на сословиях, которые уже невозможно и ненужно прививать в обществе, а на общегосударственной собственности – земле, недрах, водах и лесах, которые уже можно передавать своему наследнику вместо дворянского сословия, всегда находящегося на службе у Царя. Собственно, развитие княжества и создает дворянское сословие, получающего земельные наделы вместе с крестьянами, как средство содержания и наследственное право, создающее опору монархической власти. Республиканская сменяемость – это не для России, где принцип самодержавия, даже в условиях либеральной республики остается неизменным. Никакая революция не смогла изменить азиатскую ментальность русского народа, предпочитающего несменяемого владыку, вождя, чем чехарду на вершине правящего Олимпа, грозящего дворцовыми переворотами и неустойчивостью самого института власти.
Даже те, кто вырос в другой ментальности, кто никогда не имел ничего общего с русской культурой и православной верой, подчиняясь этому защитному механизму русской действительности, сам становится поборником удивительного по своей сути, республиканского самодержавия, отличающегося от православного Самодержавия самим принципом служения, не страны ради, но своего кармана. Тем не менее, азиатский принцип власти никуда не делся из российской действительности, создавая неповторимый облик республики, даже основанной на частной собственности и грабительской приватизации, тем не менее, все еще остающийся в азиатской ментальности русской нации. Сами обладатели азиатской, республиканской ментальности, предпочитают иметь дело с европейцами и имения свои создают в Европе, продолжая двойственность политики партийной номенклатуры СССР позднебрежневской эпохи, когда появились зарубежные офшоры советской элиты и зарубежные банки, где хранилось золото партии. Эта дуалистичность не способствует укреплению государственности, но разрушает тот механизм республики, который закреплен ныне, будь то на обобществленной собственности, как в СССР, или на частной – как в Российской Федерации. Собственность и создаваемые ей социальные отношения как бы живут своей обособленной жизнью от властной деспотии азиатского правления, все-таки разделяя общество на сословия, но с возможностью перехода из одного сословия в другое. И именно в этом сословии зиждется сам принцип самодержавной власти, который просто замер в народной глубине, но никуда не делся из русского общества.
Своим двадцатилетним правлением и нацеленностью в будущие дополнительные двенадцать лет, продлеваемые пожизненно, президент В.В.Путин только закрепляет монархическое правление восточной деспотии, и народ, сохраняющий в себе принцип наследственного Самодержавия, не желает ничего менять в собственной ментальности. Свобода в разных нациях всегда понимается по-своему, именно поэтому в России возможно то, что не возможно в Европе, где принцип сменяемости закрепляет невозможность восстановления самодержавного строя, а капитализм частной собственности окончательно вытравил из общества само понятие наследственной собственности, поэтому республиканская форма власти и общественных отношений в Европе никогда не преобразуются сама собой в самодержавный строй, даже не наследственной собственности, но монархия так и останется исторической принадлежностью государства, не более. Россия же постоянно движется от подлинной республиканской демократии к Самодержавию, создающему новый образ государственного и общественного устройства, так как прежний образ уже невозможен по причине нежелания сословного деления, и по той свободе от условностей сословного владения собственностью, который был закреплен в Российской Империи. Ныне же в русском народе укореняется главный принцип – справедливость для всех и каждого, и в рамках этой справедливости, как государственного принципа, республике частной собственности места нет.
