Доктор исторических наук А.В.Лукин:
Ближайшая цель общественного развития теперь — не коммунизм, а «сяокан» (общество средней зажиточности), вместо революции — «чжунюн» («срединный путь»), вместо классовой борьбы — «человек — в основе всего». При этом все прошлые достижения китайской цивилизации, а также нынешние экономические успехи в некоторых работах китайских теоретиков приписываются конфуцианству и особенностям национального характера китайцев. Еще недавно сами китайцы вовсе не воспринимали республиканский Китай как продолжение имперского. Борьба за республику велась под лозунгами ликвидации господства неханьской династии Цин, а затем новое понималось как полное отвержение конфуцианства, литературного языка вэньяня, и всего старого, отсталого и «феодального».
Как и в СССР, где коммунисты никак не отождествляли себя преемниками Российской Империи, так и в Китае нынешняя власть КПК никак не отождествляет себя с имперским прошлым, хотя и говорят о трехтысячелетней истории Китая. Этот разрыв в сознании большинства создает не меньший разрыв в сознании партийных лидеров, которые должны учитывать народные настроения и видеть перспективу социального идеологического движения. Поэтому можно утверждать, используя историческую шкалу СССР, что отсутствие преемственности с прежним историческим строем обязательно приведет к восстановлению этого строя и к закату ныне существующего. Будет ли этот переходный период эволюционным или революционным – сказать сегодня трудно, пока еще не исчерпан запас прочности, но именно этот запас прочности, эта инерция большого государства и колоссального по размерам народа, создает возможность безболезненного восстановления преемственности КНР с Китайской империей через восстановление наследственности правящей династии, которая никак не противоречит конфуцианскому учению и Дао китайской цивилизационной нравственности. В то же время, XIX съезд КПК, прошедший в 2017 году, выдвинул на первый план построение общества средней зажиточности и доктрину «социализма с китайской спецификой», то есть экономических и общественных отношений под руководством Китайской коммунистической партии, с закреплением этой руководящей роли законодательно. Поразительна тождественность XIX съезда КПК с XIX съездом КПСС в 1952 году – первым послевоенным съездом партии, на котором была не просто переименована партия из ВКП(б) в КПСС, но и составлена новая программа партии – партии не развивающейся, но партии победителей. Вторым важнейшим аспектом стала программа наиболее полного удовлетворения потребностей граждан за счет роста производства товаров народного потребления и увеличения покупательной способности граждан СССР, как повышением заработной платы, так и снижением цен на товары и услуги. Однако можно сделать еще один вывод: то, что было свойственно КПСС – это расширение партии на многие страны мира, не свойственно нынешней КПК, чья деятельность не выходит за границы КНР.
Институты Конфуция есть во многих странах мира, а институтов коммунистической партии нет, что в итоге может привести к росту тех ценностей в китайском обществе, которые были приняты в домарксистскую эпоху, то есть, мы можем наблюдать настоящий реваншизм конфуцианства в Китае, который реально угрожает монополизму КПК на общественную жизнь и ценности нации. Именно поэтому в рамках КПК нет никакой идеи будущего, не создается тот образ, который могли бы приветствовать миллионы китайцев, но, как правильно было указано выше, больше нет никакого создания базы светлого коммунистического будущего, подмененного ныне на принцип зажиточности и среднего пути, заключающегося в некоей обособленности китайского развития от остального мира. Так ли это? Китай, создавая товарное изобилие для всего мира, неизбежно входит в увеличение внутреннего потребления, так как рынок Китая один из самых больших, учитывая 1,5 млрд человек населения КНР, но, увеличивая потребление населения, роль КПК становится незаметной за кредитно-денежными отношениями. Можно сколько угодно собирать политические собрания на производствах и проводить агитацию, но интерес простого китайского труженика окажется на стороне собственного достатка, а не идеологии КПК. Таким образом, в китайском обществе создается видимость руководящей роли КПК и настоящая, подлинная заинтересованность народа в ином общественно – национальном строе.
Можно сколько угодно создавать социальный рейтинг, как самого населения, так и производственных предприятий, но этот рейтинг лояльности к государству и КПК никак не влияет на состояние самого общества, на трансформацию его ценностей, на реваншизм конфуцианства и Дао, никак не привязанных к идеологии КПК. Таким образом, создавая зажиточное население, власть КНР идет по пути СССР, когда сменивший Си Цзиньпина китайский М.Горбачев разрушит наследие китайской республики Мао Цзэдуна. Этот процесс неизбежен, товарищи партийцы из КПК, вы уже ничего не можете изменить в этой неизбежности или, как говорят в Китае: «Обстоятельства выше нас». Начав процесс преобразований по расширению внутреннего потребления, по увеличению зажиточности населения, вы даже не заметите, насколько быстро любая идеология покинет пределы общественного сознания. Идеология хороша тогда, когда государство богатеет, когда общество призвано расширять производственную базу и реформировать производственные отношения, но, когда все создано и нужно лишь поддерживать в исправном состоянии экономическую и финансовую системы, наступает период естественного замедления, когда идеология уже не имеет своего решающего значения. Мещанство общества становится главным стимулом к созидательной деятельности, его побудительным мотивом. В это время нужно создать такое руководство в стране, которое бы, с одной стороны, поддерживало баланс в правящей элите, а с другой стороны, замедлило обогащение граждан неким усредненным темпом роста промышленности и потребления.
Всемерное увеличение потребления масс обязательно приводит к перенасыщению, как рынка предложения, так и самого спроса, который после своего пика неизбежно начнет снижаться – это психологический закон масс. При этом может не происходить качественного улучшения состояния общества, то сеть, удовлетворение насущных потребностей не перерастает в качественное удовлетворение культурных потребностей, так как рост культуры всегда приходится на время роста производственной и потребительской активности. К сожалению, повышение квалификации, модернизация производства, уменьшение издержек на единицу товара за счет внедрения новой техники, как о том мечтали в СССР, не привело к созданию нового общества высшей сознательности, не наполнило его иной идеологией, свойственной для времени насыщения. А какую идеологию можно предложить средней зажиточности обществу? Светлого будущего? Так общество уже в нем. Свободы, возможности еще большего роста спроса, разделение общества по имущественному и профессиональному цензу? Это уже капиталистическая республика со своим негативом роста и падения, заложенным в основе капитализма. Как сохранить социализм и не допустить падения коммунистической партии, товарищи партийные функционеры КПК? Никак! Необходимо чем-то жертвовать, либо ростом зажиточности населения, либо влиятельностью самой партии, создавая новый образ общественного руководства. В рамках республики новый образ власти невозможен, но в рамках возрождения Китайской империи – вполне. Что нужно зажиточному мещанину? Блеск двора, представительство монарха, власть аристократии. Почему? Они являются важнейшим представлением о власти мещанина, ведь в своих мечтах он также бы хотел стать частью этой большой царской семьи, чтобы участвовать в шикарных мероприятиях, олицетворяющих собой страну и общество.
Разве может президент или партийный вождь олицетворять собой страну и общество? Может, но только в период расцвета, в период построения общества будущего с расширенной возможностью удовлетворения собственного спроса на товары народного потребления. Когда цель достигнута, нужно предлагать обществу новые ориентиры, бередящие его сознание, помогающие каждому гражданину лучше усвоить величие страны и общества, величие его самого, принадлежащего к этому, самому передовому обществу в мире. Можно строить огромные здания – памятники вождю революции, создавать музеи и мавзолеи, но только в период борьбы за саму революцию, за экономический расцвет страны, за создание общества средней зажиточности. Когда эти цели достигнуты, идолы революции уже никого не интересуют и не наполняют жажду патриотического чувства к Родине. Нужен внешний лоск и ослепительный блеск власти, который можно создать только в монархии. Кто мешает возродить династию Чжоу с проживавшим в тот период Конфуцием, или Хань, Си, Цзинь? А, может быть, династию Юань с Чингисханом, Хубилаем и Тимуром? Мещанина обязательно обрадует монархическая династия, прославляющая его Родину, возвращающая расторгнутую связь с Китайской империей. Современному пресышенному обществу явно не хватает исторической ретроспективы, возвращения к своей родовой памяти, к тем ритуалам и церемониям, которые составляли гордость собственной Державой. Так, почему бы не дать людям то, что они хотят? Почему бы не вдохнуть в общество новую идеологию, соответствующую их нынешнему положению?
То, что в китайском обществе есть запрос на конфуцианство и систему ценностей Дао – это хорошо, так как сохраняет понятие государственности Китая, которое не дает коммунистическая пропаганда, взявшая курс на сохранение самой партии ради партии, а не ради государства. То есть, в партийном развитии наблюдается застой в то время, как общество жаждет иных ценностей, одно из которых – это возвращение исторического наследия и преемственности.
